Автор: 8 апреля Отношения Здоровое соперничество — это хорошо? Некоторые наши герои сначала тоже так думали.
Лера Бабицкая
Некоторые считают, что соперничество между друзьями не только не мешает, но даже помогает в становлении личности. Однако Ленский, убитый на дуэли своим приятелем Онегиным, с этим поспорил бы.
К счастью, истории наших героев не закончились так трагично. Они поделились с нами, как осознанно или неосознанно конкурировали с друзьями, чем закончилось это противостояние и что дал им этот опыт.
«Думала, больше ни с кем не буду дружить»
Аделина 22 года
На первом курсе театрального у меня появилась лучшая подруга. Назовём её Сабина. Мы проводили много времени вместе и были очень близки: ходили друг к другу на ночёвки, делились секретами, много смеялись и сидели рядом на всех парах.
Если нужно было выступить в паре, мы с Сабиной всегда работали вместе. У неё было значительно больше опыта: до поступления она занималась вокалом, сценической речью. Её отец был литератором, а подруга — режиссёром. На первом курсе её называли лучшей актрисой группы.
Поэтому я очень болезненно воспринимала от неё критику. Когда мы репетировали сценку и ей не нравилось что‑то в моей актёрской игре, она говорила об этом прямо. Это не звучало так: «Слушай, может быть, тебе попробовать сделать так? Мне кажется, будет лучше». Нет.
Сабина говорила: «Ты делаешь плохо. Исправляй. Вот этот кусок нужно играть только так». Конечно, я ей доверяла и думала, что всё дело во мне. Её замечания сильно демотивировали меня.
Но я была влюблена в театр и много работала. Мне кажется, актёры, как и все творческие люди, делятся на тех, кто родился талантливым, и тех, кто таким стал. Сабина была из первых, я, скорее всего, из вторых. Изначально у неё действительно круто получалось играть. Но любому человеку нужно развивать своё мастерство.
В какой‑то момент мастера стали ей говорить: «Из‑за того, что ты органичная, за тобой интересно наблюдать. Ты не режешь глаза своим существованием на сцене. Но этого уже недостаточно для третьего‑четвёртого курса. В твоих персонажах нет души». Получилось так, что она впервые столкнулась с критикой только через два года после поступления.
Меня же, наоборот, начали чаще хвалить. Я стала одной из лучших актрис. Думаю, после этих замечаний в её адрес и началось соперничество, но я этого не осознавала.
Когда перед тобой лучший друг, ты просто не можешь представить, что он будет подсиживать тебя или вставлять палки в колёса только ради того, чтобы получить роль.
Сначала я заметила, что она перестала вставать со мной в пару на сценках. Вместо этого она предлагала сыграть вместе другим девочкам — тем, кто был послабее. Она боялась, что её могут затмить.
Театральная среда сама по себе очень конкурентная: ролей мало, актёров много. Каждому приходится быть за себя. Но я не считаю, что нужно идти по головам ради успеха.
У Сабины, видимо, было другое мнение. Однажды нас обеих поставили на первые роли. Она играла главную героиню в юности, я — во взрослом возрасте. Кажется, её это не очень обрадовало.
Уловками, заискиваниями перед режиссёром и командой, намеренным затягиванием репетиций она добилась того, что на подготовку второй части спектакля не осталось времени, и я потеряла роль.
Потом я узнала от одногруппницы, что за глаза Сабина говорит о том, как плохо я играю и выгляжу. Сначала я не поверила. Спросила у неё напрямую: «Почему ты обсуждаешь меня за спиной?». Сабина оскорбилась: «Да как ты можешь ей верить? Годы дружбы для тебя ничего не значат?» Она перевернула ситуацию с ног на голову — так, что я сама оказалась виноватой.
На какое‑то время показалось, что всё наладилось. Но потом я убедилась, что одногруппница всё-таки была права. В тот день должен был состояться спектакль. Мы все переодевались в гримёрке. Я стояла за ширмой так, что меня не было видно. Оттуда я услышала, как в комнату зашла Сабина и начала разговаривать с девочками.
Я уже хотела выйти и поздороваться, как она сказала: «Опять эта Аделина накосячит на сцене! Как же она задолбала».
У меня был шок. Я молча вышла из‑за ширмы, посмотрела на Сабину — слов не было — и вышла из гримёрки. Плакала в туалете.
Всё это время Сабина пыталась подавить меня, занизить мою самооценку, настраивала против меня остальных. И всё из‑за чего? Потому что боялась конкуренции.
После этого мне стало очень сложно доверять людям. Полгода я ни с кем не общалась — занималась йогой и читала книжки. Сначала думала, больше ни с кем не буду дружить.
Но потом переосмыслила ситуацию и поняла, что это хороший опыт. Теперь я не буду такой наивной — особенно в театральной среде, где каждый готов порвать за роль. Но это знание не должно влиять на отношения с людьми.
Теперь я думаю: «Да, через 10 лет друг может тебя предать. Нужно просто быть к этому готовым». Всё-таки человеку нужен человек.
«Такая мужская дружба»
Кирилл 28 лет. Все имена изменены по просьбе героя.
Мы с Мишей дружили с детства. Познакомились на игровой площадке, а потом пошли в один и тот же класс. Я бы не сказал, чтобы в детстве что‑то было не так. Конечно, иногда случались конфликты, но в целом это была обычная дружба, как у всех детей.
Проблемы начались в старшем возрасте. Когда нам было по 15, я начал встречаться с девочкой. Назовём её Ксюшей. Мне казалось, что всё идёт отлично. Но потом в наших отношениях как‑то неожиданно оказался Миша, и мы стали часто гулять втроём.
Однажды я пригласил Ксюшу в пиццерию отпраздновать два месяца отношений, а она вдруг спросила: «А Миша будет?» Я тогда подумал: «А что вообще он забыл на нашей годовщине?»
В тот момент мы уже начали друг от друга отстраняться. Она подолгу не отвечала на мои сообщения. А я переживал из‑за этого.
Однажды мы смотрели вместе фильм… Точнее, я смотрел, а она залипала в телефоне, с кем‑то переписываясь. Когда она отошла в туалет, я — не горжусь этим поступком — залез в её личные сообщения и обнаружил огромную переписку с Мишей.
Она писала ему, что мы с ней отдалились друг от друга и что я её не понимаю — хотя никаких претензий она никогда мне не заявляла. На что Миша отвечал что‑то вроде: «Да, отстой. Ну ты не серчай на Кирюху — он парень немного тупоголовый, ему всё по 10 раз надо объяснять, чтобы понял». Это меня так расстроило, что я даже забыл, что сижу в чужом телефоне.
Ксюша увидела это, и у нас начался скандал — настоящая подростковая драма. В тот день мы расстались. Когда я написал Мише: «Надо поговорить», он будто бы ни о чём не подозревал. А потом начал оправдываться: «Да я же тебя, наоборот, защищал! Да ты сам виноват, что не замечаешь чего‑то в отношениях. Да с девчонками надо по‑другому».
Тогда мне его объяснения показались более‑менее приемлемыми. И мы в итоге помирились, сойдясь на том, что девочки странные.
Всё бы ничего, если бы через полгода Миша не начал встречаться с этой Ксюшей. Он сказал мне: «Братан, ну так получилось, что я влюбился. Ты же уже всё равно не с ней. Какая тебе разница?» И хотя мне было от всего этого неприятно, я постарался невозмутимо по‑пацански сказать: «Да п***й уже на неё».
Наверное, это была первая ситуация, которая указала на нашу с Мишей конкуренцию. Я многого тогда не замечал. Например, что при других людях он мог поддеть меня, указать на какой‑нибудь мой недостаток и вызвать этим самым смех окружающих. Тогда мне казалось, что это дружеские под***ки.
Через пару лет я поступил в институт в другом городе, Миша остался тут. Но мы оба продолжали переписываться и ездили друг к другу в гости.
Миша тогда выгодно выделялся на моём фоне. Родители сняли ему квартиру и купили машину. Я же уехал в миллионник, где арендовать жильё было непомерно дорого, а о роскошных подарках в моей семье даже не шло речи.
Я знал о том, что Мишин отец — состоятельный человек и у них в семье никогда не было проблем с деньгами. Иногда я думал о том, что хотел бы жить так же, но это не вызывало у меня какой‑то сильной зависти.
Однако наши различия в финансовой состоятельности всё-таки сыграли свою роль. На втором курсе я начал встречаться с Мариной. Рассказал об этом Мише, и он сразу же её «заценил», подписался на неё в соцсетях, а потом и встретил вживую.
Как только Марина пришла в кафе, где мы сидели, Миша начал отпускать про меня тупые шуточки и подкалывать, якобы удивляясь тому, почему она всё ещё со мной. Он‑то «давно меня терпит», да и вообще «от друзей не уйдёшь», а у неё ещё есть шанс сбежать от моих вонючих разбросанных носков.
Потом он вдруг заявил: «Когда вы уже съедетесь? А, ты ж в общаге живёшь… На квартиру ещё не накопил». Он прекрасно знал, что у меня есть проблемы с деньгами и что мне неприятна эта тема, особенно когда рядом сидит девушка, с которой я только начал встречаться.
Сейчас я бы не стал терпеть такого. Но тогда я просто проглотил обиду. Сидел и делал вид, будто мы всегда так шутим и вообще это «такая мужская дружба».
С Мариной мы провстречались недолго. Расстались по косвенным причинам, хотя потом Миша как‑то вскользь упомянул о том, что иногда переписывается с ней — «нормальная же девка». Так что точно не знаю, какую роль в распаде этих отношений сыграл он.
Возможно, он чувствовал спортивный интерес, отбивая у меня девушек.
Глаза на всю эту ситуацию раскрыла моя подруга — Маша. Тогда, на третьем курсе, я уже мало общался с Мишей. Но как‑то раз он приехал в город, и я познакомил с ним Машу.
Опять начался рассказ про то, какая у меня никчёмная жизнь и как меня никто не может терпеть, кроме Миши. На удивление, подруга не смеялась на этими историями, как Ксюша, и даже не выдавливала из себя вежливую улыбку, как Марина.
Однажды она вообще нахмурилась и сказала: «Это грубо» в ответ на Мишину историю о том, как он вылил на мои штаны чашку супа и я ходил по школе с мокрым жёлтым пятном между ног.
Когда мы с Машей осталась наедине, она сказала: «Кажется, этот твой друг детства так и остался в детстве». Я сначала не понял, к чему она. Маша объяснила: «Я к тому, что он совершенно незрелый человек, который унижает других ради того, чтобы самому казаться не таким уродом. Он любит побеждать и ненавидит, когда кто‑то лучше него. А ты явно лучше».
Этот разговор, наверное, был одним из самых важных в моей жизни. Было ощущение, что я прозрел. Что кто‑то смог вытянуть из меня те неприятные ощущения и описать их словами.
Я понял, что многие Мишины поступки вряд ли можно было назвать дружескими. Тут скрывалось что‑то ещё: возможно, зависть или желание повысить свою самооценку. Конкуренция была следствием внутренних Мишиных проблем.
Мы прекратили общение постепенно. Я просто перестал проявлять инициативу и не писал первым. Когда я получал сообщения от него, то отвечал односложно. Если он предлагал встретиться — ссылался на дела. Не было чёткого разрыва на словах. Но после разговора с Машей я понял, что нам с «другом детства» больше не по пути.
«Жаль, если ты испытываешь грусть от моей победы»
Валерия 24 года. Имя изменено по просьбе героини.
Мы с Варей начали дружить в университете. Поначалу меня поражало, как много у нас общего: мы обе любили литературу и хотели стать писательницами, у нас был схожий взгляд на мир, были даже одинаковые истории из прошлого! Мы быстро нашли общий язык и завели близкую дружбу.
Поначалу проблем не было. Мне казалось, я наконец‑то нашла лучшую подругу.
Потом мой знакомый открыл диджитал‑агентство, ему нужно было несколько копирайтеров. На одну из позиций он пригласил меня. Я подумала, что Варе тоже будет интересно поработать в стартапе, и рассказала о вакансии. Мы были очень рады, когда обе прошли!
В глубине души меня пугала эта ситуация: я боялась соперничать с Варей. Моё эго не пережило бы удара по самооценке, если бы я оказалась хуже.
Отчасти из‑за этого я попросила директора перевести меня на должность дизайнера. Мне казалось, что это правильное решение: я вышла из конкурентного поля, и мне не придётся бороться с ней за эмоциональные поглаживания.
В долгосрочной перспективе это оказалось не лучшим решением. Хоть меня и привлекал дизайн, это занятие казалось мне слишком скучным. Я понимала, что не хочу работать в этой сфере всю жизнь.
В конце концов я ушла из агентства и задумалась, чем мне хотелось бы заниматься. Я понимала, что всё так же хочу писать. Удачно подвернулось несколько проектов, и я стала чувствовать себя увереннее в копирайтинге.
Варя позже тоже ушла. А затем с горящими глазами рассказала мне, что у неё появилась классная идея — вместе открыть SMM‑агентство. Я была от неё в восторге!
Мы стали вместе набирать сотрудников, искать клиентов, развивать компанию. И как‑то само собой получилось, что я стала отвечать за дизайн, а она — за копирайтинг. Поначалу я об этом особо не думала, потому что было много административных забот.
Но потом почувствовала себя немного обманутой и глупой: прямо на моих глазах у меня из‑под носа увели ту должность, которая нравилась мне больше!
Варя при этом осознавала, что моё увлечение текстами никуда не ушло, поэтому она часто советовалась со мной и помогала мне оставаться включённой в работу копирайтеров. Я даже сама писала посты для нескольких проектов.
Однако силы, как мне казалось, всё равно неравны: по гласному разделению обязанностей она всё же оставалась главной по текстам. Поэтому я не чувствовала, что могу как‑то спорить или конкурировать с ней в этом вопросе.
Тем не менее, как Варя потом сказала мне, она всё равно ощущала напряжение между нами — будто я пыталась её подсидеть или ожидала какого‑то её провала.
Один раз заказчик очень нелестно высказался о её работе при всех. Когда мы шли со встречи, она заплакала и сказала, что ей показалось, будто я ликовала из‑за этого. Хотя в тот раз это было и не так, но, наверное, её слова не были лишены смысла.
Тогда слово «конкуренция» впервые прозвучало вслух.
Мы откровенно поговорили и сошлись на том, что конкуренция есть, но она не разрушит нашу дружбу. Даже наоборот: постоянное противостояние делает нас обеих лучше и сильнее. Сейчас я понимаю, что это был тревожный звоночек, но в тот момент я его не услышала.
Через год мы закрыли агентство. Казалось бы, теперь каждая может заниматься чем хочет и конкуренции можно избежать.
Но всё-таки она продолжала отравлять наши отношения. Даже в мелочах: Варя могла расстроиться, что её наряду делают меньше комплиментов, чем моему, я — что моя шутка оказалась не такой удачной, как у неё. В общем, это не могло продолжаться вечно.
Примерно в одно и то же время мы обе независимо друг от друга решили реализовываться в литературе. Записались в писательские школы, начали отправлять свои рассказы в журналы.
Однажды я осознала, что боюсь расстроить её тем, что меня похвалили на курсе. Но всё-таки рассказала о своих успехах, и она действительно сникла. Мы вновь стали обсуждать конкуренцию.
В тот момент мне казалось, что я уже выросла из этого инфантильного «кто лучше». Но порой я всё-таки ловила себя на мысли, что и сама боюсь Вариного успеха.
Возможно, поэтому, хоть я и не осознавала, чем были мотивированы мои действия, я однажды умолчала о том, что школа писательского мастерства проводит конкурс на бесплатное обучение. Чтобы поучаствовать в нём, организаторам нужно было отправить синопсис своего рассказа, что я и сделала.
Через две недели они опубликовали результаты. И какова была моя радость, когда я узнала, что выиграла! Однако через несколько секунд моё ликование сменилось тревогой. В списки не прошедших значились имя и фамилия Вари.
Целый день я ничего ей не писала, потому что не знала, как рассказать, что я выиграла. Ведь это, скорее всего, ударило бы по Вариной самооценке.
Мне показалось, что я поступаю как хорошая подруга, когда написала: «Мне жаль, что ты не прошла. Жаль, если ты испытываешь грусть от моей победы».
Мне хотелось сказать: «Извини, что я победила. Но я рада, что победила». Во мне боролись славная подруга и достигаторша, готовая чуть ли не идти по головам.
Такая позиция только разозлила Варю, и мы не общались несколько недель, пока, наконец, не решили нормально поговорить.
Когда я шла на эту встречу, то планировала сказать, что хочу временно дистанцироваться. У Вари были похожие мысли. Это был непростой, но очень важный диалог. Во время него мы обсуждали не только конкуренцию, но и другие вещи, которые портили нашу дружбу. Однако проблема соперничества была одной из основных.
Варя призналась, что больше не хочет конкурировать, но при этом не видит способа разобраться с этим, не разрывая отношения. Хотя бы на какое‑то время. Три месяца, например. С того момента прошло два года, мы до сих пор не общаемся.
Эти отношения помогли мне переосмыслить моё поведение: я поняла, что часто начинаю соперничать с людьми, беспокоясь о том, что я хуже них. Это странный защитный механизм, который скорее мешает, чем помогает. Из‑за этого я начала бояться строить дружбу, но мне сильно помогает работа с психологом.
Сейчас я стараюсь отслеживать, не появляется ли в моих взаимоотношениях конкуренция. Если да, то это важный повод задуматься: «Почему я хочу стать лучше этого человека?» А ещё это повод поговорить с ним и задушить нездоровое соперничество на корню.
Обложка: Аня Исаченко / Лайфхакер
